Истязают, насилуют, эксплуатируют подростков, дошкольников, даже младенцев. Бьют за то, за что бить немыслимо: за описанные штанишки, выпитый стакан молока, предназначавшийся для младшего брата, «двойки» в дневнике, порванную рубашку, да просто по причине собственного плохого настроения. Что касается изнасилований несовершеннолетних, то совершаются они, как правило, близкими и дальними родственниками жертв в состоянии алкогольного опьянения. Общественность узнает о творящемся лишь тогда, когда избитый или изнасилованный ребенок погибает либо попадает в реанимацию. Но неизвестно, сколько «цветов жизни» изо дня в день годами терпят так называемое тихое насилие, которое не считается темой, достойной обсуждения: недостаток еды, регулярно раздаваемые подзатыльники, оскорбления в стиле «ты такой же тупой, как твой папаша» или «у тебя руки из задницы растут, как у твоей матери». Регулярные упреки превращают ребенка либо в загнанного зверька, постоянно ощущающего вину за свою «никчемность», либо в агрессивного — пытающегося самоутвердиться путем моральных или физических издевательств над тем, кто младше или слабее. К тому же и сексуальное насилие — это совсем не обязательно собственно изнасилование. Мужчина может убеждать или принуждать ребенка трогать его половые органы, фотографировать его голым, показывать ему порнофильмы. И в таких случаях кошмар может продолжаться долгие годы: малыши в силу возраста просто не понимают, что с ними делают, а дети постарше стесняются об этом рассказывать, потому что «стыдно, страшно, вдруг не поверят» и т.д.
Всплеск жестокости по отношению к детям, о котором заявляют не только сотрудники НПО, но и чиновники, и депутаты, в последние месяцы пошел на спад — по крайней мере, так говорят правоохранители. Заместитель начальника отдела по делам несовершеннолетних Управления уголовного розыска ГУВД столицы Тыныбек Сатыбаев, к которому «МК» обратился за статистическими данными, констатировал снижение числа таких фактов.
— Данные за март текущего года мы только начали систематизировать, но могу сказать, что за январь–февраль в отношении несовершеннолетних было совершено 58 преступлений, тогда как за этот же период прошлого года — 105, — сказал Тыныбек Арзыбекович. — Из них преступлений насильственного характера — 13 (в прошлом году) и 7 (в нынешнем). Все пострадавшие — дети, не достигшие 16 лет. Рукоприкладством и истязанием чаще занимаются мужчины — 55%.
— Пострадавшие — дети из семей с разным уровнем достатка или исключительно из социально необеспеченных?
— Всякое бывает, но в большинстве случаев это дети из семей внутренних мигрантов, испытывающих материальные трудности. Эти семьи входят в группу риска. Сюда же относятся семьи, в которых злоупотребляют алкоголем и наркотиками, кто-то из родителей страдает каким-либо психическим расстройством. К этой же группе можно отнести и молодых незамужних женщин, которые «неожиданно» забеременели и вынуждены скрывать «интересное положение» от строгой родни. Хорошо, если такая мамаша сбежит из больницы, оставив там малыша, или подкинет его кому-то — это лучше, чем бросить его умирать в выгребную яму или мусорный бак.
Молчать нельзя рассказывать
Любой добропорядочный гражданин знает, где поставить запятую в этом предложении, если речь идет о ребенке, избиваемом в далекой стране: скажем, в семье американцев, усыновивших российского детдомовца. Он смотрит ужасающие репортажи по ТВ, читает шокирующие подробности истязаний в прессе и громко возмущается. Но молчит, если дело касается соседей за стенкой, которые считают рукоприкладство единственно возможным методом воспитания дочери или сына.
С января текущего года специалисты Центра защиты детей (ЦЗД) в партнерстве с датской международной организацией DCA Central Asia, Ассоциацией НКО по продвижению интересов детей, правовой клиникой «Адилет» и Y-Peer (молодежная сеть равного обучения) реализуют проект «Останови насилие над детьми», финансируемый ЕС и DCA Central Аsia. Бюджет его составляет 875 тысяч евро, продолжительность — 30 месяцев (до 1 июля 2016 года).
Как рассказала «МК» менеджер проекта Гульбарчин Суюнова, английский вариант его названия — Stop silence about violence against children — дословно переводится «Останови молчание о насилии над детьми». Понятно, что молчание жертв — отличный стимул для насильников всех мастей. Матери молчат, потому что боятся потерять мужа («какой-никакой, а мужик в доме»), дети — потому что попросту не знают, куда и кому жаловаться, а соседи занимают стороннюю позицию сочувствующих наблюдателей. Хотя у них бывают и иные причины для молчания: несколько лет назад «МК» писал об одной семье из Лебединовки, состоящей из алкоголички-бабушки, непутевой мамаши и ее сына Андрюши 3,5 лет от роду. Андрюшкина мама перебивалась непонятно какими заработками в Бишкеке, оставляя сына бабушке, а той было не до внука: она строила личную жизнь с ухажером-уголовником. Мальчик жил во дворе с собакой, с ней же спал, пил воду из луж, частенько становился свидетелем мордобоев между «влюбленными». Однажды на его глазах Кузьмич (собутыльник бабушки) зарубил лопатой пса. Соседи жалели пацаненка — то покормят, то одежку дадут, то умоют. И только одна из множества наблюдавших за жизнью малыша семей рискнула позвонить хотя бы в редакцию. Остальные боялись бабушкиного уголовника, который за вмешательство «зарубит меня, подожжет дом».
— Если говорить о цели проекта, то она заключается в искоренении всех форм насилия над детьми в Кыргызстане, — говорит Гульбарчин Суюнова. — Надо прервать молчание в отношении этой проблемы, формировать нетерпимое отношение к насилию и в самих детях, и в их семьях. Мы хотим, чтобы люди, становящиеся свидетелями насилия над ребенком, не игнорировали чужую беду и знали, куда обратиться за помощью.
— Насколько я поняла, целевая аудитория проекта — дети внутренних мигрантов, семьи которых проживают в новостройках?
— Да, дети из семей внутренних мигрантов весьма уязвимы: проблемы с документами влекут за собой проблемы с доступом к медицинским и образовательным услугам, родители перебиваются случайными заработками, дети предоставлены сами себе, толком не получают ни внимания, ни ухода, зачастую и сами вынуждены работать, а не учиться. По Бишкеку всего 47 новостроек, проект охватывает десять из них, точнее — восемь жилмассивов вблизи рынка «Дордой» и еще два района рядом с Ошским рынком, где живут внутренние мигранты.
— Каким образом ведется подсчет детей?
— Мы работаем в десяти школах, расположенных в этих новостройках и районах, с нами сотрудничают администрации учебных заведений и сотрудники Управления образования при мэрии — они предоставляют списки школьников из семей внутренних мигрантов.
— В чем конкретно заключается работа по проекту?
— Во многом. В обучении детей из семей внутренних мигрантов по принципу «равный—равному» с акцентом на предотвращение насилия, реагирование на него, развитие личностных качеств, коммуникационных и жизненных навыков. Обучение детей по методу «равный—равному», когда одни ребята выступают в качестве тренеров, а другие в качестве учеников, позволит им получить навыки лидерства и стать инициаторами перемен, а не пассивными получателями помощи. Это будет способствовать формированию у детей нетерпимости к фактам насилия в целевых сообществах. Для устойчивости проекта необходимо обучать тому же и учителей. Визуально — по синякам или ушибам — педагог может определить, бьют ли ребенка дома. Мы будем обучать преподавателей выявлять и случаи психологического насилия, взаимодействовать с родителями. Если ребенок начал отставать в учебе, замкнут, раздражителен, неадекватно ведет себя, для педагога это должно стать сигналом о помощи. В случае, если учитель не знает, как решить проблему, он должен знать, куда и к кому обратиться.
В рамках проекта ведется и другая, на первый взгляд, незаметная, но очень кропотливая работа на законодательном уровне: мы будем создавать дискуссионную площадку, где представители госорганов (министерств, соответствующих районных департаментов, мэрии), международных организаций и НПО будут совместно разрабатывать эффективные механизмы межведомственного взаимодействия, совершенствовать законодательную базу и политику в сфере защиты детей. Мы активно взаимодействуем с Минсоцзащиты, мэрией, будем добиваться увеличения размера гарантированного минимального дохода на ребенка, повышения размера пособий на детей. Будем вносить необходимые изменения и дополнения и в Кодекс КР о детях.
Оказывают семьям внутренних мигрантов и помощь иного рода. Как упоминалось выше, многие из них испытывают проблемы с документами: взрослые не имеют паспортов, дети — свидетельств о рождении. По этой причине, достигнув 16-летнего возраста, они опять же не могут получить документы, удостоверяющие личность. Социальный работник, специалист по защите прав несовершеннолетних Фатима Аллаярова знает об этих проблемах как никто другой, потому что консультирует «невидимых» для государства граждан в общественных приемных, открытых на «Дордое» и в «Келечеке».
— У всех обращающихся в общественные приемные людей разные ситуации с документами, — говорит Фатима Сагитовна. — Кто-то потерял, у кого-то они сгорели. Или, например, гражданка КР когда-то родила ребенка в Узбекистане — соответственно, свидетельство о рождении у него узбекистанское, поэтому теперь ему не дают паспорт в Кыргызстане. Другая родила в Казахстане и даже медсправки не имеет... Родители обращаются в загсы, их «футболят», заставляя собирать все справки в дальних аилах, хотя сотрудники загсов сами должны отправлять запросы по заявлениям граждан. Если у ребенка из семьи внутренних мигрантов нет свидетельства о рождении, его не берут в школу, хотя существует приказ Минобраза № 549/1, изданный еще в 2008 году, который обязывает директоров школ принимать таких детей на основании заявления родителей и давать им три месяца на восстановление документов, а также отменяет наличие прописки для таких детей. Многие госорганы игнорируют проблемы детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации: не помогают с получением документов, не принимают в школу по месту проживания, если у ребенка нет прописки и документов, отказывают и в получении медицинской помощи. Это тоже можно квалифицировать как один из видов насилия над детьми со стороны сотрудников госорганов — пренебрежение.
О том, что сотрудники иных учреждений игнорируют проблемы граждан, которыми должны заниматься по долгу службы, говорилось не раз. Та же Генпрокуратура в свое время, проведя проверку деятельности инспекций по делам несовершеннолетних, уполномоченных органов по защите детей, комиссий по делам детей (КДД), констатировала, что «в их деятельности наблюдается формализм, волокита, ненадлежащее исполнение закона и ведомственных актов», планы работ составляются формально, предусмотренные мероприятия не проводятся. С тех пор, кажется, мало что изменилось.
— В каждом районе Бишкека есть уполномоченные органы по защите детей, сотрудники которых, в принципе, знают о проблемных семьях на своих участках, где ребенок может подвергаться жестокому обращению, но они не всегда могут вовремя и правильно среагировать, особенно в сложных случаях насилия, хотя мы постоянно сотрудничаем с ними, повышаем их потенциал через проведение тренингов, — говорит специалист ЦЗД по связям с общественностью Гладис Темирчиева. — Это объясняется низким потенциалом представителей уполномоченных органов по защите детей, что связано с их слабым финансированием и большой текучкой кадров. Еще одна причина несвоевременного реагирования на факты насилия заключается в «невидимости» людей для системы из-за отсутствия регистрации и документов. У нас был случай, когда мама, проживающая в одном из столичных районов, непонятно куда дела новорожденного. По ее словам, он умер и она его сама похоронила: врачей не вызывала, вскрытие не производилось. Мы позвонили в уполномоченный орган по защите детей этого района, попросили разобраться, позвонить в милицию. Но это лишь один из фактов который попал в поле нашего зрения, поскольку мы работаем с внутренними мигрантами и отслеживаем ситуацию в этой сфере. А действительность такова, что мигрантов, «невидимых» для системы, множество. И сколько таких детей страдают от разных форм насилия, никто не знает. А ведь роль общества здесь очень важна. Как показывает анализ большинства случаев насилия над ребенком, многие знали и видели, что его бьют или он предоставлен самому себе, но никто ничего не предпринял, никуда не позвонил, не попытался помочь. Зато потом в соцсетях все высказывают бурное возмущение по поводу жестокости насильников, которым сами же молчаливо потворствовали.
Пристанище на время
В ЦДЗ имеется и свой приют временного проживания. Рассчитан он на 24 ребенка от 6 до 16 лет, сейчас тут проживают 25 детей. Большинство из здешних несовершеннолетних «постояльцев» — дети, находящиеся в трудной жизненной ситуации. В зимний период и в экстренных ситуациях приют может разместить до 30 ребят, для этого здесь имеется все необходимое. Сроки пребывания детей, по словам координатора и врача ЦЗД Розы Сулаймановой, составляют от 3 до 6 месяцев, но в некоторых случаях и дольше.
— Это зависит от тяжести насилия, его продолжительности, — объясняет Роза Дуйшеновна. — Если проблема решаема, мама стремится к сотрудничеству, хочет быстрее забрать ребенка, мы укладываемся в минимальный срок — три месяца. Очень редко ребенка забирают быстрее. Но чаще всего мама, видящая, какие условия здесь созданы для детей, просит: «Можно сын (дочь) еще у вас поживет?». С одной стороны, ребенок сыт, накормлен, с ним работает психолог, он ходит в школу. С другой, он лишен постоянного контакта с матерью, ее заботы, внимания. К сожалению, многие родители не понимают важности семейного окружения для ребенка, чаще всего у них просто нет возможности прокормить своих детей.
— Как дети попадают в приют?
— По решению Комиссии по делам детей. Кроме того, социальные работники ЦЗД проводят уличную работу, приглашают ребят, которые живут на улице или находятся в другой трудной жизненной ситуации. Выезжают по ночам, ищут детей в подвалах, подъездах, теплотрассах.
— То есть эти дети страдают не от насилия как такового, а от тяжелых условий жизни?
— Где тяжелые условия жизни, там и насилие. Журналисты обращают внимание на жесточайшие случаи, когда ребенка изнасиловали, избили до полусмерти. Такие факты всем интересны, о них читают, их обсуждают. И мало кто задумывается о каком-то ребенке, которого бьют потихонечку, но каждый день: за то, что много съел, поздно пришел из школы или просто потому что мама — темный человек, у нее нет ни образования, ни хорошей работы.
Как пояснила Роза Дуйшеновна, существует четыре вида насилия — физическое (побои), психологическое (ребенка унижают, оскорбляют, на его глазах происходят семейные скандалы), сексуальное и пренебрежение нуждами (ребенка не обеспечивают элементарным — едой, одеждой, не заботятся о его здоровье, не следят за развитием).
— Мы как-то устроили мальчика из одной семьи в интернат, — продолжает врач. — После второй четверти мама забрала сына домой, и больше он в школе не появлялся. Поехали выяснять, где он. Было это недавно, в марте, когда на улице еще стояли холода. Приезжаем и видим, что младший ребенок пяти лет бегает по двору в штанах и калошах, по пояс голый. На спине следы от ударов, на руках синяки от пальцев, как будто его хватали. Мама сидит в комнате, на столе чай и лепешка, кругом невообразимый бардак. «Почему ребенок на улице?» — спрашиваю. «Он не слушается!» — отвечает. «А старший сын почему не в интернате?» — «Он не хочет там учиться!» — «Почему старшая дочь не в школе?» — «Тоже не слушается!» В свое время дочь она отправляла в Москву, та работала нянькой в какой-то семье кыргызстанцев, за полгода заработала сущие копейки — долларов двести. Хорошо, что удалось ее вернуть. И вот сидит эта совершенно безучастная мама, и до детей ей дела нет. Такие случаи остаются без внимания, потому что ни соседи, ни кто-то другой не видят или не хотят видеть в этом никакой трагедии.
По словам Розы Сулаймановой, в рамках проекта будут проводиться тренинги и с медработниками: педиатрам объяснят важность выявления семей, описанных выше, так как именно они могут раньше других забить тревогу, сообщив о проблеме в уполномоченный орган по защите детей или участковому.
Ни возрастных границ, ни социальных
Еще одним учреждением, сотрудники которого также работают с несовершеннолетними жертвами безответственности и зверства взрослых, является Центр помощи детям (ЦПД), пострадавшим от насилия и жестокого обращения. Юрист-консультант ЦПД Чолпон Кудайбердиева, представляющая интересы детей в судах, сообщила «МК», что за три месяца текущего года здешние специалисты помогли 40 ребятишкам.
— В 2012 году мы оказали помощь 254 детям, в 2013-м — 165-ти, — говорит Чолпон Сыдыковна. — Из 40 детей, с которыми специалисты центра работали с начала текущего года, физическому насилию подверглись 9, сексуальному — 4, психологическому — 8, взрослые пренебрегли нуждами одного ребенка, с другими проблемами обратились 18 человек.
— С какими другими?
— Обращаются родители с вопросами, например, по определению места жительства ребенка в случае распада семьи, о взыскании алиментов.
— Каков возраст пострадавших детей?
— Из числа часто обращающихся — от 3 месяцев до 14 лет.
— Три месяца?!
— А что вы удивляетесь? Совсем маленькие груднички тоже страдают. Вот совсем «свежий» случай: супруги поругались, и отец сорвал злость на младенце — бросил его на пол. В итоге малыш оказался в реанимации. По факту уже возбуждено уголовное дело.
— Я так понимаю, что уголовные дела возбуждаются по самым тяжелым случаям, когда ребенок оказывается в реанимации или погибает. А если ребенка бьют изо дня в день до синяков, но не до больницы?
— Если информация об этом каким-то образом доходит до милиции, то дело рассматривается только в административном порядке. В возбуждении уголовного дела отказывают в связи с отсутствием состава преступления. Но вообще, если характер нанесенных детям побоев является незначительным, в большинстве случаев сотрудники правоохранительных органов просто закрывают глаза на такие ситуации, не доводят дело до конца. Не возбуждается ни уголовное, ни даже административное дело. Таким образом, насильник остается безнаказанным, а ребенок продолжает подвергаться физическому, сексуальному либо психологическому насилию.
— Чем объясняется нежелание милиции помогать в таких делах?
— Сотрудники правоохранительных органов считают, что раз нет состава уголовного преступления, то дальше и незачем работать, пусть этим занимаются ИДН. Но я не могу согласиться с ними: сотрудники ИДН занимаются профилактикой правонарушений среди несовершеннолетних. Да, они могут выявлять детей, пострадавших от насилия, и помогать им, но не могут принимать меры в отношении агрессоров.
— Вы представляете интересы пострадавших детей в судах. Какие дела даются тяжелее всего?
— Если ребенок пострадал от рук постороннего человека, родители, разумеется, заинтересованы в том, чтобы наказать его. По понятным причинам тяжело приходится, когда насильником является один из родителей. Ну и если дело доходит до развода, начинаются имущественные, алиментные и прочие споры. Тогда ребенок либо вообще «выпадает» из поля родительского зрения, либо кто-то из супругов вспоминает, что другой родитель жестоко обращался с ребенком. И начинают судиться.
— Наше законодательство позволяет насильникам уходить от ответственности в связи с примирением сторон. В ЦЗД мне рассказали, что порой не только договариваются за наличные, но производят и «натуральный обмен» — родители ребенка принимают от обвиняемых коров или баранов еще на стадии следствия. Как часто в вашей практике случалось подобное?
— Следствие, конечно, не прекращается, пусть даже родители и получили деньги или корову — дело все равно доходит до суда. А вот в зале суда — да, оно может прекратиться за примирением сторон, такие примеры у нас есть. В основном это касается тех ситуаций, в которых пострадали совсем маленькие дети. Нуждающиеся семьи, как правило, не в силах отказаться от материальной компенсации, выплачиваемой им за страдания ребенка.
— В обеспеченных семьях избиения детей происходят наверняка реже?
— Я бы так не сказала, в моей практике было достаточно примеров, когда страдали дети, живущие во внешне благополучных семьях. Например, одна респектабельная дама со связями, занимавшая далеко не последнее место в обществе, удочерила девочк, и та к своим 16 годам чего только не натерпелась от «мамы». Спасаясь от побоев, девочка часто убегала к «маминой» сестре, искала защиты у нее. В конце концов эта сестра и обратилась к нам: сообщила, что она обеспеченный человек, у нее один сын, уже взрослый, и она может воспитывать эту девочку, просила помочь, сделать так, чтобы та жила с ней. Мы обратились в прокуратуру. Прокурорские работники вызвали мамашу, а она уже была в курсе, по какому поводу и кто написал заявление. К сожалению, бывает так, что люди, взявшиеся бороться за ребенка, потом сами же и сдаются. Вскоре женщина, которая хотела забрать девочку к себе, позвонила в ЦЗД и попросила как можно скорее забрать заявление из прокуратуры: якобы сестра пригрозила ей, и она теперь боится, что та не оставит ее в покое. Тогда я сказала, что она сама имеет право забрать заявление. Дело было закрыто, девочка наверняка живет с «мамой», от которой убегала.
Еще раз о Миране
Чолпон Кудайбердиева защищала интересы и Артен кызы Мираны, история которой облетела все местные СМИ. В конце ноября прошлого года малышка, которой на тот момент не было еще и двух лет, поступила в реанимационное отделение 3-й детской больницы с диагнозом «закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга тяжелой степени, перелом свода черепа, множественные гематомы на теле, конечностях, лице, мозговая кома 3-й степени». Выяснилось, что ребенка регулярно избивала тетя: родители Мираны оставили ей девочку на временное попечение, пообещав платить за содержание. Но чужой ребенок пришелся не ко двору. Тетя била племянницу за то, что та писала в штанишки, за то, что просила поесть, за то, что муж мало зарабатывает, а родители Мираны не заплатили положенную сумму (кстати, и в данном случае соседи частенько слышали истеричный плач малышки, но предпочитали не вмешиваться).
— Мама Мираны обратилась за юридической помощью в правовую клинику «Адилет» и в ЦПД, — говорит Чолпон Сыдыковна. — Но мы узнали об этой истории еще раньше. С детской больницей подписано соглашение, согласно которому обо всех детях, поступающих туда с телесными повреждениями, они сообщают нам. Как только поступает такой звонок, соцработники ЦПД выезжают в больницу, определяют характер и серьезность полученных ребенком травм и независимо от обстоятельств предлагают помощь – юридическую, психологическую, социальную.
— Судебные разбирательства по делу Мираны окончены?
— Да, окончены, в прошлом месяце обвиняемая была приговорена к 17 годам лишения свободы. Первоначально ей предъявили обвинение по 104 статье УК КР — «Нанесение тяжких телесных повреждений». Я ознакомилась с делом. Следователю было заявлено о переквалификации обвинения по статье «Покушение на убийство» — ведь тетя избивала девочку систематически, при этом своих детей не трогала. Тем более в тот день, когда Мирана попала в больницу, обвиняемая действовала с особой жестокостью — она реально могла убить малышку, та чудом выжила.
— Вы поддерживаете контакт с мамой Мираны? Каково сейчас состояние девочки?
— Да, конечно. Мирану пока выписали, хотя она до сих пор находится в состоянии мозговой комы. Но мама беременна вторым ребенком — ей рожать уже в мае. А Миране предстоит еще одна операция: у нее вследствие травмы образовалась киста головного мозга, которая увеличивается, поэтому необходимо хирургическое вмешательство. Есть и еще одна проблема. В начале декабря прошлого года Клуб битломанов проводил в Бишкеке благотворительный марафон: деньги собирали именно на лечение Мираны. Собрали 27920 сомов. На 10 тысяч сомов они приобрели лекарства, продукты, обогреватель, все это передали по назначению. А оставшиеся 17920 сомов не отдали.
— Почему?
— Что-то им, вероятно, не понравилось: оскорбили мать, заявив, что муж у нее пьяница и сама она такая-сякая, поэтому лучше отдать деньги инвалидам, чем помогать этой семье. Я считаю, что люди, пришедшие на благотворительный марафон, жертвовали деньги именно для Мираны — значит, и передать их надо было по назначению, независимо от того, что думают члены клуба о родителях пострадавшей. Мы написали в прокуратуру заявление с просьбой принять меры в отношении Клуба битломанов. Девочку лечат бесплатно, но все равно есть перечень лекарств, которые семья должна приобретать самостоятельно.
Уже на следующий день Чолпон Сыдыковна сообщила мне, что битломаны были вызваны в прокуратуру и вернули недостающую сумму.
Представители клуба, к которым я обратилась за комментариями, признались, что они действительно оказали девочке помощь на сумму 10160 сомов, а оставшуюся часть денег, по общему решению, отдали на нужды онкобольных детей — все подтверждающие документы имеются. По какой причине было принято такое решение, объяснять не стали. «В любом случае, наша группа энтузиастов-битломанов рада, что смогла помочь и Миране, и другим детям», — заявили они.
Кризис семейного жанра
Один из участковых милиционеров, которого я попросила рассказать о специфике работы правоохранителей в области семейного насилия, согласился сделать это только на условиях анонимности. Диалог получился показательным.
— Специалисты, работающие в различных кризисных центрах с детьми, пострадавшими от насилия, жалуются, что милиция закрывает глаза на случаи рукоприкладства в отношении детей, даже регулярного. Участковые милиционеры прекрасно осведомлены о проблемных семьях, проживающих на их участках, но до тех пор, пока ребенок не попал в реанимацию или его не убили, ничего не предпринимают для предотвращения трагедии. Почему?
— Да, милиционеры относятся к семейному насилию как к частному делу… у таких дел, как правило, нет судебной перспективы. Например, папа избил маму и заодно ребенка. Мы приезжаем по звонку, женщина пишет заявление, мы забираем мужа, а она на следующий день приходит, умоляет отпустить его, пишет встречное заявление. В моей практике была такая семья, где женщина раз в неделю исправно писала заявление, а наутро отказывалась от претензий. После седьмого или восьмого вызова мы перестали реагировать на ее звонки.
— И что вы обычно делаете, если к вам поступает такое заявление? Отказываетесь принимать?
— Мужу делаю внушение, а жене предлагаю подумать о последствиях этого шага: что скажет родня, как дальше сложатся отношения. Просто я ей сегодня говорю о том, о чем она мне скажет завтра, когда принесет встречное заявление. В субботу у них мордобой, а в воскресенье — мир, это обычное явление.
— А вас не беспокоят другие возможные последствия? Когда дебошир от безнаказанности разойдется настолько, что отметелит ее или ребенка до реанимации?
— Тогда уголовное дело уже будет возбуждаться по факту нанесения тяжких телесных повреждений.
— Ваш ответ звучит как анекдот: «Алло, милиция? Меня хотят убить!» — «Вот когда убьют, тогда и звоните».
— Так и есть. Если тяжких телесных повреждений нет, заявление лучше не регистрировать. Материал превращается в «висяк»: если отправлю дело в суд, заявительница там скажет, что претензий не имеет, а крайним окажусь я. Если просто закрою дело, то прокурор предъявит мне претензии: почему закрыл без встречного заявления. И опять я крайний. Супруги помирятся, а все шишки мне достанутся. Даже если дело возбуждено по факту нанесения тяжких телесных повреждений, велика вероятность того, что жена подаст встречное заявление, как в случае с Усеном Сакатаевым, избившим и изнасиловавшим трехлетнюю дочь. Если помните, мать девочки написала в заявлении, что ее муж приехал из Казахстана, до поздней ночи пил с друзьями водку, потом избил ее и выгнал на улицу, она с двумя детьми ушла к родственникам, а он изрезал ножом и изнасиловал оставшуюся в доме дочку. На основании этого заявления возбудили уголовное дело. А потом мать написала встречное заявление о прекращении дела, указав, что претензий к супругу не имеет.
— Но ведь это заявление оставили без удовлетворения.
— Да, но о чем говорит сам факт?
— Допустим, о том, что на женщину надавили родственники мужа, а может, и свои тоже. О том, что ей с детьми некуда идти, стыдно, страшно…
— Отговорки, я считаю. Вы сами сказали про кризисные центры. Тем более что случай широко освещался в СМИ, где-нибудь да как-нибудь ее бы устроили, помогли. Но она предпочла спасать не себя и полуживую дочь, а своего идиота. Если женщина не хочет себе помочь, никакая милиция и никакие психологи и юристы не спасут ни ее, ни ребенка. Так и будет вечной жертвой, менталитет такой.
— Согласно инструкции, вы вместе с сотрудниками территориальных органов соцзащиты должны проводить профилактическую работу с неблагополучными семьями. Вы ее проводите?
— Эта работа обычно ограничивается беседами и требованиями не дебоширить, не пьянствовать и так далее. Алкоголику «со стажем» эти беседы что мертвому припарка. Опять можно вспомнить громкую историю — изнасилование и убийство восьмилетней Лиды Видясовой. Семья неблагополучная, папа в колонии, мама выпивает, в доме жила мамина подруга, тоже пьяница. Участковый проводил с мамашей беседы, но он же не может днями и ночами дежурить там в ожидании, как бы чего не случилось. В итоге пока мама отсутствовала, девочку увел из дома подружкин собутыльник, весь вечер и всю ночь насиловал, а потом убил.
— Может, надо было не просто беседовать, а изымать девочку из семьи?
— Для лишения женщины родительских прав должны быть веские основания. Да, мать пила, хоть и безответственная, но не изверг — дочку не била, та была худо-бедно одета, ходила в школу, училась на «пятерки». Как определить момент, когда «самое время» забирать ребенка из семьи? Да и не может участковый единолично принять такое решение.
— Ну и что же в итоге делать женщинам и детям, страдающим от насилия?
— У меня нет никаких конкретных советов. Не стоит взваливать вину за происходящее на плечи милиции. Мы виноваты в огромном потоке внутренних мигрантов и их социальной неустроенности? В безработице? В низком уровне образования? Проблему надо решать комплексно. А за этим — к правительству и депутатам.
ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ
Директор ЦПД Динара Давлетбаева рассказала, что подопечными центра являются дети, семьям которых требуется не только юридическая или психологическая помощь, но и материальная.
— Громкие истории, заканчивающиеся тем, что ребенок попадает в реанимацию, широко освещаются в СМИ, поэтому общественность помогает пострадавшим детям, и я очень рада тому, что у нас много неравнодушных людей, — говорит она. — Но есть и другие дети, родители которых не желают афишировать произошедшее, хотя живут крайне бедно. Мы были бы рады, если бы граждане оказали им помощь.
Ниже представлены краткие истории детей (имена изменены), которым вы можете помочь, обратившись в ЦПД.
1. Бакыт (4 месяца)
Был похищен у матери отцом, который находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Позже мальчика нашли у родственницы отца с черепно-мозговой травмой, переломом свода черепа. Ребенок был госпитализирован в ГДКБ СМП №3. Семья находится в трудной жизненной ситуации, относится к категории внутренних мигрантов, для жилья снимает помещение в подвале многоэтажного дома.
2. Асель (4 года)
Девочка изнасилована соседом, доставлена в Бишкек из отдаленного региона республики. В настоящее время преступник осужден на 20 лет. Перенесла четыре операции. Семья (мама и четверо детей) проживает в съемной квартире, которую частично оплатил ЦПД из пожертвованных средств. Были также приобретены необходимые предметы быта, одежда и т.д. Дети устроены в школу и детский сад, но семья нуждается в материальной помощи и в средствах для реабилитации ребенка. Семья не может вернуться в родное село, так как там проживает многочисленная родня осужденного.
3. Азамат (6 лет)
Мальчик был избит матерью. Мама осуждена на три года условно. Последствием избиения стала инвалидность, ребенок хромает, правый глаз начал косить. Семья малообеспеченная, относится к категории внутренних мигрантов, своего жилья нет, проживают у родственников.
4. Руслан (13 лет)
Ребенок от первого брака, систематически подвергался физическому и психоэмоциональному насилию со стороны родной матери. Та наказана в административном порядке — оштрафована на тысячу сомов. Прокурор подал исковое заявление об ограничении родительских прав матери. Мальчик изъят из семьи, так как ни мать, ни другие родственники не желают заниматься его воспитанием. До окончания судебного разбирательства ребенок помещен в интернат. Мальчик нуждается в помощи, очень хочет заниматься баскетболом.
5. Анара (7 лет)
Девочка поверглась сексуальному насилию со стороны незнакомого мужчины в ноябре 2013 года. Ей поставлен диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство». Дело находится в судебном производстве. Семья живет в съемной квартире. Мать воспитывает Анару одна, вынуждена нанимать няню, так как целый день находится на работе.
6. Даша (10 лет), Аня (8 лет), Катя (7 лет)
Девочки пострадали от насильственных действий сексуального характера со стороны отчима. Двум из них поставлен диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство» (ПТСР) и «смешанное специфическое расстройство развития». У третьей — ПТСР и «выраженное смешанное специфическое расстройство развития на грани умственной отсталости». На третью дочь мама оформляет пособие. Одна девочка в целях безопасности временно помещена в интернат. Мама живет в съемной квартире с четырьмя детьми. Женщина работает, нанимает репетитора для девочки-инвалида, за маленькими детьми присматривает няня. Семья находится в трудной жизненной ситуации из-за отсутствия собственного жилья, малообеспеченности, многодетности и наличия ребенка с ограниченными возможностями.
7. Гулиза (10 лет)
Девочка подверглась сексуальному насилию со стороны сожителя матери. Преступник осужден на 17 лет. Вследствие происшедшего девочка страдает недержанием стула. Семья малообеспеченная, трое детей. В ЦПД они получили одежду и школьные принадлежности. Сотрудники ЦПД от себя лично передали тысячу сомов. Семья остро нуждается в помощи.
8. Болот (8 месяцев)
Мальчик родился на сроке 30 недель с диагнозом «спина бифида» (расщепление позвоночника). Несмотря на уговоры родни мужа и врачей отказаться от ребенка, мать воспитывает его. При таком диагнозе существует большой риск развития гидроцефалии, поэтому малышу требуется срочная операция и установка шунта для откачивания жидкости из головного мозга. Семья малообеспеченная (детей трое), проживает в съемной квартире, из-за инвалидности ребенка мать не работает, крайне нуждается в материальной помощи для лечения и реабилитации сына.
9. Айгуль (4 года)
Девочку похитили, чтобы использовать для попрошайничества. В течение двух дней она подвергалась физическому и психоэмоциональному насилию со стороны похитителей. В настоящее время девочка находится дома. Семья относится к категории малообеспеченных, двое детей, папа инвалид 2-й группы, мать не работает, так как вынуждена ухаживать за мужем.
10. Анвар (10 лет)
Мальчик из многодетной семьи (семеро детей), пострадал от школьного рэкета. Получил помощь в ЦПД. Семья находится в трудной жизненной ситуации, относится к категории внутренних мигрантов, не имеет своего жилья и прописки.
11. Эрлан (5 лет), Мирлан (2 года) и Кундуз (4 года)
Мама детей обратилась в ЦПД для оформления искового заявления о взыскании алиментов и дополнительных расходов на лечение. Муж отказался от детей и создал другую семью. У всех детей врожденная инвалидность, все перенесли операции. Семья малообеспеченная, проживает в съемной квартире. ЦПД оказал семье помощь в виде одежды.
12. Канат (10 лет)
Мама мальчика воспитывает его одна. В связи с заболеванием (опухоль головного мозга) перенесла операцию, вследствии чего потеряла зрение. По состоянию здоровья работать не может. ЦПД помог семье, выделив одежду. Семья остро нуждается в материальной помощи.
КУДА ОБРАЩАТЬСЯ
Центр помощи детям (ЦПД) находится по адресу: Бишкек, ул. К.Карасаева,73 (бывшая ул. Дружбы), восточное крыло школы №14. Телефоны: (0312) 54-29-34, 45-27-58, 44-25-10.
Дети, пострадавшие от насилия (как и их родители, родственники, опекуны), могут обращаться в ЦПД ежедневно с 9.00 до 18.00 (кроме субботы и воскресенья). Консультацию можно получить анонимно. В центре работают опытные психологи, юристы, соцработники, которые помогут ребенку пройти реабилитацию и восстановить психическое и физическое здоровье. Также родители/родственники/законные представители могут участвовать в образовательных тренингах, получить психологическую и юридическую консультацию, другую необходимую информацию, которая будет способствовать дальнейшей реабилитации ребенка.
Центр защиты детей (ЦЗД) находится по адресу: Бишкек, ул. Астраханская, 31. Телефоны: (0312) 45-06-34, 45-07-24. ЦЗД работает с детьми, в различной степени утратившими социальные связи с семьей и школой, вовлеченными в уличную среду, то есть с беспризорными, а также с работающими детьми, вынужденными целыми днями трудиться на рынках и улицах. Большинство этих детей не имеют доступа к образованию и медицинским услугам.
