Лицом к лицу
— Я был пехотинцем, служил в самом уязвимом роду войск, — говорит Михаил Семенович. — С той стороны — противник, с этой — ты… На фронт попал в труднейший период: европейскую часть страны уже почти полностью заняли фашисты, советская армия нуждалась в вооружении, боеприпасов не хватало. Противник был оснащен всем — самолетами, танками, орудиями; немцы не жалели снарядов даже на одиночную цель. А у нас на расчет — пять-шесть снарядов, и мы их экономим… Это было весной–летом 1942 года. Заводы с запада уже эвакуировали, но, видимо, они не успели вступить в строй вовремя. Немцы тогда господствовали в воздухе, мы же брали «живой силой». Я как раз воевал в донских степях, когда противник рвался к Сталинграду. Сил на сдерживание его натиска не хватало — мы с боями отступали. Потери были колоссальные: после каждого боя в живых оставались единицы, требовалось новое пополнение… За тот период наша часть была переформирована раз пять.
Михаил Сдельников участвовал в форсировании Дона. По его воспоминаниям, советские бойцы были тогда как на ладони, а потому погибли очень многие — враг не сидел сложа руки.
— Стоило только доплыть до середины, как лодки и плоты накрывал шквал огня, и все они превращались в щепки... Реку форсировали неоднократно. Нашему подразделению удалось закрепиться на вражеской территории. Я был сержантом, командиром отделения. Только мы ступили на берег, как Дон буквально закипел от шквального огня. Нас тоже стали обстреливать. В итоге в живых осталось человек семь... Под покровом ночи мы ушли в укрытие. На второй день немцы не стреляли — видимо, решили, что выживших нет. Мы заняли круговую оборону в кустах… и ждали, что с минуты на минуту нас прикончат. Через некоторое время решили отправить одного товарища, который умел плавать, к нашим, чтобы сообщить, что мы живы. Когда он уже почти доплыл до противоположного берега, там открыли огонь — не знали же, кто плывет. Мы, не боясь себя обнаружить, выскочили из укрытия — и давай махать руками, кричать, чтобы не подстрелили нашего гонца… На следующий день снова началось форсирование Дона, после которого мы влились в поток своих частей и погнали противника.
Мальчишками на фронт
В 1941 году Михаил Семенович окончил девятый класс. Как и многие мальчишки, он рвался на фронт, осаждая с одноклассниками военкомат. Офицеры отвечали, что не могут их отправить, поскольку ребятам еще нет 18-ти, но парней это не останавливало.
— Когда объявили о начале войны, многие считали, что она продлиться недолго, — рассказывает ветеран. — Уверены были в нашей Красной армии, тем более что действовала мощная пропаганда о ее непобедимости. Осенью начали прибывать раненые, школа была закрыта, учеников перевели в неприспособленные помещения. Тогда мы поняли, что война — это серьезно. Сначала в военкомате с нами даже не разговаривали. Но, видимо, мы так надоели, что в январе 1942 года нас все-таки отправили в пехотное училище. Радости не было границ!..
В училище Сдельников пробыл всего четыре месяца — его подразделение срочно направили на фронт: закрывать потери было нечем. Новобранцев «влили» в воинскую часть, присвоили им сержантские звания — и в бой. Первое сражение запомнилось Михаилу Семеновичу на всю жизнь, но вспоминает ветеран его с улыбкой.
— Железные дороги в прифронтовых районах были разбиты, и почти 200 км мы шли пешком — без малого пять суток. Замученные, измотанные… Кухня вечно отставала, хлеба не хватало, противник охотился именно за продуктовыми обозами. Мы, бывало, по несколько дней не ели. Наконец прибыли к месту назначения. Зачитали нам приказ — выбить немца из одного населенного пункта. Развернутой цепью мы пошли через гороховое поле — идем и горох собираем. Постоянно-то нагибаться тяжело, так мы набрали по снопу и едим. Тут открылся минометный огонь… много людей погибло. А те, кому удалось скрыться в ближайшем лесу, утром начали наступление. До самого вечера шла перестрелка с противником. Огонь с обеих сторон был таким, что лес превратился в щепки. Немцев мы все-таки выбили, они ушли на другую сторону реки и взорвали мост.
После форсирования Дона началась позиционная война. Противник рвался к Сталинграду, а советские войска всеми возможными способами пытались ему помешать.
— Сидим в окопе, снаряды летят, мины взрываются, самолеты вражеские летают — бомбят нашу оборону. Одна мысль: попадет в тебя или нет… Мы постоянно смотрели смерти в лицо. Отступать было нельзя — уже вышел приказ Сталина «ни шагу назад!», да и как можно — ведь это наша земля. Хотя были, конечно, случаи, когда бойцы бежали...
Некоторые воины поддавались фашисткой агитации. Каждый вечер немцы «запускали» музыку, а потом советские пленные по громкоговорителю призывали: «Сдавайтесь, вас никто не тронет!». Противник вещал, что второй фронт открыт не будет и что Советский Союз непременно проиграет войну, перечислял захваченные города.
— Конечно, было страшно… чего скрывать, — вспоминает Михаил Сдельников. — Страх — это инстинкт самосохранения. Человек, который говорит, что ему не страшно, врет. Другое дело, что можно подавлять это чувство, иначе есть риск либо изменить родине, либо бежать назад... У нас был однополчанин, который, поддавшись пропаганде фашистов, уговаривал нас сдаться. Видимо, сам так и сделал, потому что через какое-то время пропал, и больше я его не видел. Бывали случаи, когда на сторону противника переходили целые подразделения. Хотя в наших войсках работали сотрудники госбезопасности, политруки, которые говорили, что все обещания немцев — ложь.
Заговоренный
— Уже перед Сталинградом я получил тяжелое ранение, из-за которого меня впоследствии комиссовали, выдав «белый билет», — продолжает ветеран. — Одна разрывная пуля прошла возле глаза, пробила язык и вышла через щеку. Вторая попала в плечо… до сих пор в руке осколки. Многие называли чудом то, что я выжил. В госпиталях лежал почти год, потом меня отправили домой — долечиваться. Я мог есть только жидкую пищу, понятно, что требовал повышенного внимания. В госпитале кормили через трубочку, а мать мне все перетирала, на мясорубке перекручивала. Через полгода я прошел комиссию в военкомате, который окончательно снял меня с воинского учета.
В комиссариате Михаил Семеновича ждали награды: орден Отечественной войны и орден Славы III степени. Последний — за ту самую операцию по форсированию Дона, когда бойцы смогли укрепиться на вражеской территории.
— Орденами и медалями награждали всех отличившихся бойцов, а не только тех, кто совершил подвиг. На фронте часто вручать награды было некогда: сегодня в строю одни люди стоят, завтра — уже другие. Надо мной подшучивали, что я заговоренный, ведь долгое время оставался невредимым. А вообще, на войне не думаешь о том, как получить орден или медаль, как проявить себя. Там главная задача — бить врага. Человек превращается в какого-то робота…
Поправившись, Михаил Сдельников устроился на работу. Сначала он был инспектором в районной сберегательной кассе, потом заведующим. После окончания войны поступил в Кара-Балтинский техникум пищевой промышленности. Там встретился со своей будущей женой — Тамарой Ивановной. Несколько лет они вместе отработали на Семипалатинском хлебозаводе. А по возвращении на родину Михаил Семенович заочно поступил в Московский институт пищевой промышленности и устроился на фрунзенский хлебозавод.
