И поэтому странно, по мнению Директора Центра европейско-азиатских исследований Андрея Русакова, скрывать это за различными попытками политических объяснений. Понимая суверенное право любой страны на формирование собственной языковой политики, данное решение может сказаться на уровне владения русским языком гражданами Кыргызстана и может иметь экономические последствия. По прошлогодним оценкам Всемирного банка, около трети национального ВВП Кыргызстана формируется переводами из России. Поэтому могут возрасти встречные российские требования о необходимости знания русского языка со стороны кыргызских мигрантов:
Россия все чаще на постсоветском пространстве сталкивается с различными языковыми рестрикциями в отношении русского языка и как государственного и как официального. Только в Белоруссии русский язык, наравне с белорусским, имеет статус государственного. В Казахстане и Киргизии русский язык имеет статус официального и, по идее, должен, использоваться наравне с государственным в различных учреждениях. В Таджикистане русский язык – язык «межнационального общения». В ряде стран запущен переход национальных алфавитов с кириллицы на латиницу, что тоже трудно назвать дружественным шагом по отношению к России и русскому языку. В политическом понимании понятия «государственный язык» и «официальный язык» являются предметом дискуссий и допускают большое количество толкований. Второй выпуск исследования «Индекс русского языка в мире», которое было проведено Государственным институтом русского языка имени А.С. Пушкина в 2022 году, говорит о том, за последние 30 лет количество школьников на постсоветском пространстве, обучающихся на русском языке сократилось в более, чем два раза - с 9,2 до 4,1 миллиона человек. Тем не менее, согласно, этому же исследованию, по числу говорящих в мире, русскому языку все еще удается занимать восьмое место в мире – 258 миллионов человек. Русский язык опережает португальский, урду, немецкий, японский. Поэтому защита образования на русском языке и правого статуса русского языка является наиважнейшей задачей для России. Надо учитывать и тот факт, что в Россию устремляется огромное количество мигрантов из стран бывшего Советского Союза и для работы и для получения гражданства. На миграционном учете – более 15 миллионов человек (!). Требования по знанию русского языка для патентов и других необходимых документов оформлены в качестве весьма расплывчатых критериев достаточности для выполнения будущих трудовых обязанностей. При этом в возрасте до 18 лет мигранты вообще освобождаются от сдачи экзамена на знание русского языка (!), что является «бомбой замедленного действия», в свою очередь, для российского внутреннего образования и дальнейшей социализации этих людей. Колоссальный мигрантский поток делает поучение доходов из России значимой частью ВВП большинства стран на постсоветском пространстве. Это справедливо и для Кыргызстана, где недавно официально принят закон о государственном языке – обязательство его свободного владения на государственной и муниципальной службе и в ряде отраслей. Это, в свою очередь, с неизбежностью скажется на знании русского языка со стороны мигрантов Кыргызстана, создающими своими переводами из России одну треть его ВВП. В российской экспертной и общественной среде уже давно идет дискуссия о необходимости повышения требований к мигрантам по знанию русского языка и русской культуры, тем более если мигранты приезжают с семьями. И сокращение ареала использования русского языка может повысить обоюдные требования к мигрантам в России. К тому же, существующие интеграционные проекты, в которых участвуют, наряду с Россией, и страны постсоветского пространства – ЕАЭС, СНГ, ШОС – дали «второе дыхание» и русскому языку. Во всех этих интеграционных объединениях русский язык признан рабочим языком (в ШОС второй рабочий язык китайский). Так что ввод деликатных языковых вопросов в политическую повестку может стать сложным вызовом для экономических реалий и вызывающим совсем не те последствия, на которые рассчитывали инициаторы нововведений.
